– Этот суп я есть не буду, – отрезала я и в подтверждение отодвинула
тарелку. Суп ошарашенно выплеснулся на клеенку.
тарелку. Суп ошарашенно выплеснулся на клеенку.
– Прости меня, Господи, но вы зажрались, мои дорогие, – рассердилась
бабушка. – Во время войны за такой суп мои дети душу бы продали!
бабушка. – Во время войны за такой суп мои дети душу бы продали!
– Сейчас же войны нету, – напомнила я. – Ну надоело мне всякую дрянь есть,
в самом деле! Ничего мне нельзя, картошка жареная – и та уже во сне
мерещится!
в самом деле! Ничего мне нельзя, картошка жареная – и та уже во сне
мерещится!
Бабушка вздохнула и стала вытирать клеенку.
– Мне сейчас некогда, надо помидоры сажать, потом жарко будет. Ты сама себе
курицу потуши.
курицу потуши.
– О-о-о-о-о, – заныла я – меня ждали девочки у Цицо, мы собрались сделать
себе маникюр из лепестков того красного цветка, что у них возле ворот во
дворе растет: точь-в-точь как накрашенные длинные ногти!
себе маникюр из лепестков того красного цветка, что у них возле ворот во
дворе растет: точь-в-точь как накрашенные длинные ногти!
– Ну тогда сиди голодная, что мне с тобой делать. – Бабушка нахлобучила
свою соломенную шляпу. – Положи кусочки цыпленка в сковородку – он в
холодильнике в миске, налей воды до половины и в середину – кусочек
масла!
свою соломенную шляпу. – Положи кусочки цыпленка в сковородку – он в
холодильнике в миске, налей воды до половины и в середину – кусочек
масла!
– И всё? – тревожно уточнила я в спину бабушки.
– А что там еще может быть, – удивилась она, – огонь сделай средний, потом
маленький. Крышкой накрой. Через полчаса можешь трескать, волчонок! В конце
– посоли, но совсем чуть-чуть, тебе нельзя!
маленький. Крышкой накрой. Через полчаса можешь трескать, волчонок! В конце
– посоли, но совсем чуть-чуть, тебе нельзя!
Цыпленок меня не подвел, родимый: получился нежнейший, ароматный, лучше,
чем у бабушки! Правда, все полчаса я стояла у него над душой и поминутно
проверяла, притоптывая ногой от нетерпения.
чем у бабушки! Правда, все полчаса я стояла у него над душой и поминутно
проверяла, притоптывая ногой от нетерпения.
– Ты смотри, с первого раза усвоила – талант! – одобрила бабушка.
– А ты почему не ешь?
– Я и в молодости мяса не любила, а сейчас – тем более, – хмыкнула бабушка,
доставая себе порцию зеленого лобио.
доставая себе порцию зеленого лобио.
Все оставшееся лето бабушка внушала мне принципы своей кухни.
– Когда начинаешь готовить, не хватайся сразу за все: доведи до ума одно
блюдо, потом другое. И посуду всегда мой в процессе! У тебя там что-то
варится, а ты не сиди, ты в порядок все приводи!
блюдо, потом другое. И посуду всегда мой в процессе! У тебя там что-то
варится, а ты не сиди, ты в порядок все приводи!
– Дидэ, это же сколько у меня баночек должно быть в доме, если все отсыпать
горсточками? Где их все хранить, интересно?
горсточками? Где их все хранить, интересно?
– Язык вырву и в руку дам. А посуду когда моешь потихоньку, под конец у
тебя все будет чисто – экономия времени! И я тебя умоляю, не клади много
масла, весь вкус перебьет.
тебя все будет чисто – экономия времени! И я тебя умоляю, не клади много
масла, весь вкус перебьет.
– Ну здрасте, с маслом все такое – м-м-м-м!
– Ага, потому у вашей породы задницы у всех как чемоданы. Так, давай суп
варить. Картофельный, самый простой!
варить. Картофельный, самый простой!
Мы рвали пучки свежей зелени в огороде, перцы и помидоры, резали лук,
тушили морковь.
тушили морковь.
– Режь красиво, самую простую еду можно сделать такой аппетитной, что лучше
вашего мяса!
вашего мяса!
Бабушкин суп в самом деле был похож на аквариум: внутри было
золотисто-зелено, плавали рачки-морковки, акулы-картошинки, колыхались
водоросли петушки и укропа, степенно тонули киты-клецки.
золотисто-зелено, плавали рачки-морковки, акулы-картошинки, колыхались
водоросли петушки и укропа, степенно тонули киты-клецки.
Вечером бабушка в печке пекла тыкву.
– Ах, как я это люблю, – счастливо вздыхала она, наливая тонкой струйкой
мед на дымящийся оранжевый тыквин бок, потом поднимала к небу лицо и обе
ладони: – Господи, ты-то знаешь, как я тебе благодарна, храни всех моих
детей, прости меня за это маленькое удовольствие.
мед на дымящийся оранжевый тыквин бок, потом поднимала к небу лицо и обе
ладони: – Господи, ты-то знаешь, как я тебе благодарна, храни всех моих
детей, прости меня за это маленькое удовольствие.
Как будто съесть тыкву с медом было преступлением. Мне она не казалась
такой уж вкусной – мед, ужас какой, но ради бабушки я тоже делала вид, что
это лучший десерт в моей жизни.
такой уж вкусной – мед, ужас какой, но ради бабушки я тоже делала вид, что
это лучший десерт в моей жизни.
– Остальному тебя мама пусть учит. Всякие сациви – это она мастер, а у меня
еда вся простая. Не до роскоши мне было, мамочка. Есть у меня хлеб и сыр, я
уже от радости по небу рукой провожу. Вы-то сейчас по-другому, Бог вам все
дал, только цени, еду не выбрасывай.
еда вся простая. Не до роскоши мне было, мамочка. Есть у меня хлеб и сыр, я
уже от радости по небу рукой провожу. Вы-то сейчас по-другому, Бог вам все
дал, только цени, еду не выбрасывай.
И бабушка целовала горбушку, перед тем как ее съесть.
Автор: Тинатин Мжаванадзе